Деревенский бунт - Страница 129

129

– Ладно, дед, успокойся: милые бранятся – тешатся … А скажи-ко мне, Мартемьян Иваныч, ты передачу «Играй, гармонь!» видал?

– Видал… – обиженно передразнил конюх. – Дак я «Играй, гармонь!» и глядел, пока старуха телевизер не уханькала… Теперичи, Илья, как учухаю «Играй, гармонь!», к соседу рысю, у его телевизер живой. А Геннадий-то Заволокин, Ильюха, – геро-ой…

– Герой… – бригадир, оглянувшись вокруг, тихо известил деда: – Я чо, паря, за гармонь-то взялся?.. – Бригадир, смущённо покашливая, пуще убавил голос: – «Играй, гармонь!» вот-вот нагрянет в город. И сам!.. – бригадир вознёс палец к небесам, – сам Геннадий Заволокин…

Конюх удивлённо выпучил глаза.

– Но-о?..

Бригадир чиркнул пальцем по горлу:

– Башку даю на отсечение!.. Гадом буду… Начальство уже гармонистов шукает… Наш-то Горыныч отбрехался, говорит: «Одне дураки играют на гармошках… В США сроду на гармошках не играют, дак и умные…»

– Конский Врач подучил… Его рука… Вот блядины дети-то, а!.. «Играй, гармонь!» им поперёк дороги встала…

Бригадир, блаженно глядя за вечереющую околицу, вздохнул:

– Хочу я, Мартемьян Иваныч, спробовать… Попыток – не убыток. Парнем-то, бывало, и в клубе играл… Да вот, паря, беда… – Бригадир сокрушённо вздохнул: – Давненько я, дед, гармошку в руки не брал. Пальцы худо гнутся.

Конюх махнул рукой:

– Ничо-о, Громобоюшко, ничо-о, разыграшься – и пальцы разогнутся. И разогнутся, и разбегутся… Я же помню, в клубе-то наяривал… Ежели чо, Ильюша, ежели оробеешь, выпей для храбрости… А ну-ка, Громобоюшко, сыграй-ка нашу…

– Нашу?.. Можно и нашу.

Бригадир набросил на плечи ремни, подобрал на гармони мелодию и запел, а конюх подтянул:

Жил я у пана по первому лету,
Нажил я у пана курочку за это…
Наша курочка….
Эх, по двору ходит,
Цыплят своих водит…

Конюх слетел с лавки и, помахивая, побрякивая уздой, стал приплясывать, выворачивая затейливые коленца.

Жил я у пана по второму лету,
Нажил я у пана козочку за это.
Наша козочка…
Эх, по двору ходит,
Козлят с собой водит…

Вихлеватой походкой, – похоже, под мухой, – к мужикам подошёл ветеринар Агдам Фрейдович Бухло, в круглых очочках, малорослый, тощий, но губастый, носастый, с бородкой, похожей на мочалку из липового лыка, что шиньгали, шиньгали и повышиньгали. Хотя пекло солнце, ветеринар был в долгополом чёрном плаще, широколой чёрной шляпе, и от чёрного облачения хилая и сивая бородка блазнилась серебряной. Еще чудилось, из-под плаща выглядывают и скрипят козлиные копыта… Когда песня про пана иссякла и конюх отпыхался после пляски, ветеринар, поправив очёчки, вдруг козлиным тенорком запел, а коль медведь на ухо наступил, то дико переврал мелодию:

– …А в таверне тихо плачет скрипка, успокаивая нервы мне, а твоя распутная улыбка… Песня таки!.. А ви шо поете, господа конюхи? А то ви поёте, господа конюхи, шо старые дураки пели двести лет назад…

Конюх поздоровался с насмешливым поклоном:

– Конскому Врачу по женским болезням наше с кисточкой.

Конский Врач, не опускаясь до обид, насмешливо глянул на конюха и присел рядом. Конюх брезгливо помахал возле сморщенного носа:

– Ой, не дыши на меня, Агдам Фрейдыч. Закусывать можно…

Конский Врач, поддёрнув пальцем круглые очочки, высокомерно ухмыльнулся:

– Дед Бухтин, и шо ви такой нежный, словно барышня?..

Конюх отмахнулся:

– Ой, отвяжись, худая жись, привяжись, хорошая…

– А шо я хотел спросить вас, Мартемьян Иваныч, ваш сын таки скотником и заправляет, быкам хвосты крутит, навоз таки чистит?

– Не ворует, как иные… Не буду пальцем тыкать… В латаном, да не хватаном.

– А шо я вам скажу за моего сына Моню?.. А я то скажу вам, шо мой Моня уже диссертацию защитил: «Влияние консервативного менталитета русо хомо сапиес на интеллектуальную деградацию нации…»

Конюх почесал затылок и согласно покивал головой:

– Понял… Дак у нас, Агдам Фрейдыч, в деревне случай был аналогичный: корова шла через дорогу, мыкнула – и рога отвалились…

Конский Врач с презрением уставился на сивобородого «русо хомо сапиес».

– Тоже случай был… – сквозь смех вспомнил бригадир. – Учёный хмырь… вроде твоего сынка, Агдам Фрейдыч… накатал труд «Влияние духовых инструментов на духовную жизнь духовенства…». А профессор ему резолюцию шлёп – «На хрена попу гармошка…»

– Нет… – запалив сигарету, сочувственно покачал головой Конский Врач, – шо я до вас хочу сказать?.. А то я хочу до вас сказать, обречённой ви народ. В Америке, Европе – цивилизация, а ви, господа конюхи, как жили в навозе по уши…

Конюх, отмахнувшись от Конского Врача, как от назойливой навозной мухи, попросил бригадира:

– А сыграй-ко, Ильюша, да спой-ко чтой-то эдакое. – Конюх, блаженно прищурившись, покрутил пальцами нечто круглое.

Бригадир стал тихо наигрывать, выгадывая песню, а потом, нащупав, повёл мелодию; голос плачущий, глаза с поволокой печали:

Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело…

Конский Врач, брезгливо морщась, косился на поющих, жевал сигаретный фильтр и так затягивался, что щёки слипались, а широкополую чёрную шляпу кутал сизый чад. Когда песнь испелась, с кривой усмешкой вопросил:

– Репетируете?.. Шо, и с этим дебилизмом ви хотите на сцену вылезти?! Мама мия, роди меня взад!.. Ви шо поете?.. А ви то поёте, шо орут пьяные старухи на завалинке… А можно же было мозгой пошевелить. – Конский Врач крутанул пальцами у виска. – Или у вас шо?.. Или у вас тут одна кость?! – Ветеринар постучал кулаком по чёрной шляпе. – Можно же было выдумать и посовременнее. А то ви, как чукчи: шо вижу, то пою… А есть-таки песни… такие песни!.. – Ветеринар обморочно закатил глаза и со свистом поцеловал пальцы, собранные в щепоть. – Такие заразительные песни!..

129